Уроки литературы в 11 классе. Книга для учителя
ТЕМА 6. УХОД И ЗАВЕЩАНИЕ ПОЭТА (Итоговое занятие)
Заключительный урок подводит итоги жизнетворчества поэта и не исключает обобщения по эстетике и поэтике Маяковского2.
М. Цветаева различала понятия «революционный поэт» и «поэт Революции». Причем «Слилось только раз в Маяковском», считала она. Действительно, стремление переделать мир — весь, включая и социум, и технику, и природу, и человеческую душу, — в крови футуристов. Но когда переворот состоялся, Маяковский взялся свершившееся поддерживать нескончаемым потоком агиток с их соответственным пафосом: «Вытряхнем / индивидуумов / из жреческих ряс. / Иди, искусство, из массы / и для масс».
Революция пожирает своих детей — в том числе и подобным образом. Поэт-новатор превращался в производителя штампов, поэта Революции, мастерство которого, во многом утратив былую органичность, становилось нарочитым (взять хотя бы составные рифмы), размышления подменялись нехитрой игрой слов, упражнениями в остроумии, а концентрированное переживание — все новыми и новыми темами. «Его место в революции, внешне столь логичное, внутренне столь принужденное и пустое, навсегда останется для меня загадкой», — писал Б. Пастернак в 1930 году. А спустя четверть века продолжил чуть ли не с того же места: «До меня не доходят эти неуклюжие зарифмованные прописи, эта изощренная бессодержательность, эти общие места и избитые истины, изложенные так искусственно, запутанно и неостроумно. Это, на мой взгляд, Маяковский никакой, несуществующий. И удивительно, что никакой Маяковский
стал считаться революционным».
Так оценивал Пастернак практически все послеоктябрьское творчество поэта, «за вычетом (это он подчеркнул особо. — С. С.) посмертного и бессмертного документа «Во весь голос». Именно «Во весь голос», два вступления в эту неоконченную поэму, убеждают, что поэтический родник Маяковского не иссякал, но был придавлен громадным валуном идеологической самодисциплины — этим краеугольным камнем советской эстетики. Последним произведениям поэта, естественно, уделяется на заключительном уроке повышенное внимание.
Ведущий их пафос — в невозможности полного подчинения личного общественному. Показательно, что возникал он в строчках, посвященных не только любви, но и творчеству. Несмотря на многочисленные в 20-х годах заявления (вроде «Поэзия — производство»), искусство оставалось для Маяковского областью интимного, и недаром именно в стихи о поэзии (такие, например, как «Юбилейное», «Сергею Есенину», «Разговор с фининспектором о поэзии»), а также в отдельные заграничные стихотворения (в которых автор в меньшей степени оказывался самоподконтролен) врываются признания самые сокровенные и человечные — об одинокой тоске, очаровании и разочаровании: «Поймите ж — / лицо у меня / одно — / оно лицо, / а не флюгер»; «Вот и жизнь пройдет, / как прошли Азорские / острова»; «Все меньше любится, / все меньше дерзается, / и лоб мой / время / с разбега крушит. / Приходит / страшнейшая из амортизации — / амортизация / сердца и души». Но показательно, что такие произведения отмечены внутренней борьбой. Из стихотворения «Домой» была выброшена концовка:
Я хочу
быть понят моей страной,
а не буду понят, —
что ж,
по родной стране
пройду стороной,
как проходит
косой дождь.
И при этом автор даже гордился собой: «Несмотря на всю романсовую чувствительность (публика хватается за платки), я эти красивые, подмоченные дождем
перышки вырвал».
Большинство стихотворений, о которых идет речь, — послания — наиболее живой у позднего Маяковского жанр. Поэт все острее ощущал недостаток кислорода и пытался найти конкретного собеседника, наладить диалог с классической и современной литературой, временем и вечностью. В строки монолитные, кованые, одические по преимуществу проникают ноты элегические или разговорные. Богатство интонаций и составляет, может быть, главную силу поэмы «Во весь голос». Как писал Г. Адамович, «трагическое, почти некрасовское дыхание, мощная ритмическая раскачка, какой-то набат в интонации┘» (Вестник МГУ. — Сер. IX: Филология. — 1992. — ╧ 4. — С. 81).
Впрочем, Адамович отказал Маяковскому в глубине и оригинальности мысли («плоский, нищенский текст»). Однако в интонации поэмы — не только ее основная сила, но и ее основной смысл. «Во весь голос» тоже послание, и адресовано оно не одним лишь потомкам: это попытка завязать живые контакты с современниками. Начато произведение очень уверенно («Я сам расскажу / о времени / и о себе»), с антитезы «фронт» — «садик». Победительно сказано и о самообуздании: «Но я / себя / смирял, / становясь / на горло / собственной песне». Но эта победа — пиррова: диалог с эпохой так и не завязался. Отсюда, вероятно, и та непомерная душевная усталость, которая различима в концовке:
С хвостом годов
я становлюсь подобием
чудовищ
ископаемо-хвостатых.
Товарищ жизнь,
давай
быстрей протопаем,
протопаем
по пятилетке
дней остаток.
Мне
и рубля
не накопили строчки,
краснодеревщики
не слали мебель на дом.
И кроме
свежевымытой сорочки,
скажу по совести,
мне ничего не надо.
Не меняет картины и последнее ударное четверостишие, тем более что им поэма не завершалась — есть еще пять частей «Неоконченного», ставшего поэтическим завещанием Маяковского и одновременно напомнившего о раннем творчестве поэта.
После «Люблю» и «Про это» любовная лирика вырождалась у него в построения сугубо тематические («Письмо товарищу Кострову о сущности любви», «Письмо Татьяне Яковлевой»), эпос одолевал лирику или подчинял ее себе (в поэмах «Владимир Ильич Ленин», «Хорошо!»), и до крайнего момента этот процесс казался неизбежным и бесповоротным. Но все же агитпроп ему действительно «в зубах навяз» — неосторожная обмолвка из первого вступления развернулась в трагически-пронзительном «Неоконченном» и объяснила — в какой-то мере — финальный выстрел.
Живой памятник, в который превращался зрелый Маяковский, не мог существовать долго: мертвое или живое обязательно должно было взять верх. По парадоксальной логике, самоубийство стало самым сильным проявлением жизни в последние годы поэта. «Двенадцать лет подряд человек Маяковский убивал в себе Маяковского-поэта, на тринадцатый поэт встал и человека убил, — писала М. Цветаева. — Если есть в этой жизни самоубийство, оно не там, где его видят, и длилось оно не спуск курка, а двенадцать лет жизни».
Взывая, очевидно, и к нынешним поколениям, Маяковский аттестовал себя так: «Слушайте, / товарищи-потомки, / агитатора, / горлана-главаря», но еще героиня поэмы «Люблю» «за рыком, / за ростом, / взглянув, / разглядела просто мальчика». Вот и нам бы различить и показать за злободневной риторикой вечного отрока — первооткрывателя мира, романтика, максималиста. Только тогда он станет духовно близок, интересен как поэт подросткам сегодняшним.
Вопросы и задания
1. Чем отличается творческое поведение поэта в последнее десятилетие жизни? Расскажите о нем, опираясь на воспоминания современников и автобиографию «Я сам».
2. Обратившись к стихотворениям «Юбилейное», «Сергею Есенину», первому вступлению к поэме «Во весь голос», охарактеризуйте контакты В. Маяковского
с классической и современной литературой.
3. Почему столь часто обращался поэт во второй половине 20-х годов к жанру стихотворного послания? Обратите внимание на круг излюбленных адресатов,
охарактеризуйте щедрость живых интонаций.
4. Объясняет ли поэма «Во весь голос» (два вступления в нее) роковой шаг Маяковского-человека?
5. Насколько связано это произведение с ранним творчеством? Попытайтесь обобщить материал по художественной эволюции поэта. Оцените его вклад в отечественную литературу.
Опорные понятия
По теме «Творчество В. Маяковского» предполагается дать определения и краткие характеристики следующим понятиям: «лирический герой», «остранение», «пафос», «метафора», «тоническая система стихосложения», «миф», «утопия».
Темы сочинений
Человек настоящего и человек будущего в творчестве Маяковского.
Трагедия художественная и трагедия человеческая.
Романтическое двоемирие Маяковского.
Тема цивилизации и образ города в стихах Маяковского.
Пафос дооктябрьского творчества.
Лирика любви.
Современность сатиры Маяковского.
Утопии и антиутопии 20-х годов.
Анализ одного из стихотворений Маяковского (по выбору учащегося).
Когда и в чем Маяковский был истинно революционным поэтом?
Рекомендуемая литература
А л ь ф о н с о в В. Нам слово нужно для жизни: В поэтическом мире Маяковского. — Л., 1984.
В мире Маяковского: Сборник статей: В 2 кн. — М., 1984.
Карабчиевский Ю. Воскресение Маяковского. — М., 1990.
Л и ф ш и ц Б. Полутораглазый стрелец: Стихотворения, переводы, воспоминания. — Л., 1989.
Михайлов А. Маяковский. — М., 1988.
Пастернак Б. Охранная грамота: Люди и положения (по любому изданию).
Харджиев Н., Тренин В. Поэтическая культура Маяковского. — М., 1970.
Ц в е т а е в а М. Поэт и время: Эпос и лирика современной России: Владимир Маяковский и Борис
Пастернак (по любому изданию).
Я к о б с о н Р. О поколении, растратившем своих поэтов // Вопросы литературы. — 1990. — ╧ 11, 12.
1 К а р а б ч и е в с к и й Ю. Воскресение Маяковского. — М., 1990. — С. 44.
2 Традиционно, характеризуя наследие Маяковского, не забывают и о его сатире, и она, несомненно, того
заслуживает. Однако уместнее, может быть, рассматривать его лучшую комедию «Клоп» в составе обзорной темы
«Литература двадцатых годов» — вместе с созвучными ей пьесами: «Мандат» Н. Эрдмана и «Зойкина квартира»
М. Булгакова.
РОМАН Е. ЗАМЯТИНА «МЫ» (Опыт анализа)
Разговор с одиннадцатиклассниками о романе Е. Замятина «Мы» предполагается в рамках изучения темы «Литература 20-х годов». Учитель, показывая разные идейно- художественные позиции писателей в освещении революции и гражданской войны (здесь А. Серафимович, Вс. Иванов, Д. Фурманов, Б. Пильняк, В. Вересаев, И. Бабель, «возвращенная» публицистика В. Короленко и М. Горького), обратится к новому для учащихся жанру антиутопии, представленному непростым для понимания романом Е. Замятина. На разговор о нем отведем два урока.
Небольшое вступительное слово о писателе должно объяснить его обращение к столь редко разрабатываемому литературой жанру.
Евгений Иванович Замятин (1884—1937) по натуре и миросозерцанию был бунтарем. «Настоящая литература может быть только там, где ее делают не исполнительные и благодушные чиновники, а безумцы, отшельники, еретики, мечтатели, бунтари, скептики. А если писатель должен быть благоразумным, должен быть католически-правомерным, должен быть сегодня полезным┘ тогда нет литературы бронзовой, а есть только бумажная, которую читают сегодня и в которую завтра заворачивают глиняное мыло┘» (статья «Я боюсь»). Это было писательское кредо Замятина. И роман «Мы», написанный в 1920 году, стал художественным его воплощением. Как Замятин шел к этому роману? Студенческие годы в Петербурге сопровождались бурной политической деятельностью — он был с большевиками: «В те годы быть большевиком — значило идти по линии наибольшего сопротивления┘» («Автобиография»). Несколько месяцев в одиночной камере в Шпалерной тюрьме (1905), затем ссылка на родину, в Лебедянь; полулегальное проживание в Петербурге, опять ссылка. К этому времени он получает образование, становится морским инженером, кораблестроителем, пишет рассказы, повести. Затем отходит от революционной деятельности. «Люблю борьбу не физическую, люблю бороться словом». Повесть «Уездное» (1912), в которой Замятин обратился к косному быту провинции, сделала его имя известным. В 1914 году в повести «На куличках» изобразил жизнь отдаленного армейского гарнизона. Произведение было признано оскорбительным для русской армии и запрещено.
1917—1920-е годы — наиболее плодотворный период литературной работы Замятина. Пишет рассказы, пьесы, работает в правлении Всероссийского союза писателей, в различных издательствах, редактирует журналы. «Серапионовым братьям» читает лекции о том, как не надо писать. В романе «Мы» покажет, как не надо жить. С чтением его Замятин не раз выступал на вечерах, знакомил с рукописью критиков и литературоведов.
Опубликован в России роман не был: современники восприняли его как злую карикатуру на социалистическое, коммунистическое общество будущего. В конце 20-х годов на Замятина обрушилась кампания травли со стороны литературных властей. «Литературная газета» писала: «Е. Замятин должен понять ту простую мысль, что страна строящегося социализма может обойтись без такого писателя». Как это было похоже на его роман: «мы» можем вполне обойтись без неповторимого, индивидуального «я»!
В июне 1931 года писатель обращается к Сталину с письмом: «┘я прошу разрешить мне выехать за границу — с тем, чтобы я мог вернуться назад, как только у нас станет возможно служить в литературе большим идеям без прислуживания маленьким людям, как только у нас хоть отчасти изменится взгляд на роль художника слова». Это был крик отчаяния писателя, которому не давали возможности печататься, не ставили его пьесы на сцене. Получив разрешение на выезд, в ноябре 1931 г. Замятин покинул Советский Союз и последние годы жизни прожил во Франции, до конца сохраняя советское гражданство. Н. Берберова в книге «Курсив мой» вспоминала: «Он ни с кем не знался, не считал себя эмигрантом и жил в надежде при первой возможности вернуться домой».
Надежда эта не сбылась. Роман «Мы», известный читателям Америки, Франции (там он был опубликован в 20-е годы), вернулся на родину только в 1988 году.
Прежде чем говорить на уроках о содержании этого произведения, выясним, что же такое утопия и антиутопия. Спросим учащихся, какие утопии они знают. Скорее всего, назовут «Утопию» Томаса Мора, «Город Солнца» Т. Кампанеллы. Вспомнят, что в 10 классе встретились с социалистической утопией, представленной в снах Веры Павловны в романе Чернышевского «Что делать?». Итак, утопия — это вымышленная картина идеального жизненного устройства.
Антиутопия — жанр, который еще называют негативной утопией. Это изображение такого возможного будущего, которое страшит писателя, заставляет его тревожиться за судьбу человечества, за душу отдельного человека.
Конечно, те из критиков, кто увидел в картине будущего, созданной Замятиным, только злую карикатуру на социальное устройство, задуманное большевиками, были не правы. Иначе не читался бы этот роман с интересом сейчас. Значение его более широкое, всеобъемлющее. Это и предстоит нам выяснить в ходе разговора о романе «Мы».
Постараемся наметить направления нашей беседы. Спросим, о чем этот роман.
Вероятно, ответы учеников будут такими:
— это роман о великом техническом прогрессе, достигнутом на Земле,
— это роман о счастье, каким его представляют люди в 28-м веке,
— это роман о бездуховном обществе,
— это роман о любви и предательстве,
— это роман о тоталитаризме,
— это роман о свободе и несвободе человека, о его праве на выбор.
Жанр романа диктовал выбор сюжетного приема, особенности композиции. В чем они заключаются? Повествование представляет собою записи-конспект строителя космического корабля (в наше время его назвали бы главным конструктором). Он рассказывает о том периоде своей жизни, который позже сам определит как болезнь. Каждая запись (их в романе 40) имеет свой заголовок, состоящий из нескольких предложений. Интересно проследить, что обычно первые предложения обозначают микротему главы, а последнее дает выход на ее идею: «Колокол. Зеркальное море. Мне вечно гореть», «Желтое. Двухмерная тень. Неизлечимая душа», «Авторский долг. Лед набухает. Самая трудная любовь».
Обратим внимание ребят на стиль писателя. Форма конспекта — и никаких эмоций, короткие предложения, многочисленные тире и двоеточия. Для понимания содержания важно и то, что многие слова пишутся только с большой буквы: Мы, Благодетель, Часовая Скрижаль, Материнская Норма и т. д. Несколько искусственный, сухой язык идет от искусственности того мира, в котором живут герои.
Роман назван необычно — «Мы». Как заявлена тема «мы» в начале романа? — Главный герой говорит о себе, что он только один из математиков Великого Государства. «Я лишь попытаюсь записать то, что вижу, что думаю — точнее, что мы думаем (именно так — мы, и пусть это «Мы» будет заглавием моих записей)».
Что настораживает читателя сразу? — Не «я думаю», а «мы думаем». Он, великий ученый, талантливый инженер, не осознает себя личностью, не задумывается над тем, что у него нет собственного имени и, как и остальные жители Великого Государства, он носит «нумер» — Д-503. «Никто не «один», но «один из» (2-я запись). Забегая вперед, скажем, что в самую горькую для него минуту он подумает о матери: для нее он не был бы Строителем «Интеграла», нумером Д-503, а был бы «простым человеческим куском — куском ее же самой» (36-я запись. В дальнейшем в скобках указывается только номер
записи).
Какое слово достаточно часто звучит в 1-й записи конспекта?
Слово это — «счастье». Начинает Д-503 свои записки цитатой из Единой Государственной Газеты, в которой сообщается, что близится час, когда «Интеграл»
отправится в мировое пространство, неся счастье существам, обитающим на других планетах. «Если они не поймут, что мы несем им математически-безошибочное счастье, наш долг — заставить их быть счастливыми». (1) Уже сейчас заявлена тема насилия — «заставим»! Итак, счастье, которое будет навязано силой. И само Единое Государство строилось так же. В период Двухсотлетней Войны гнали из деревни в город людей,«чтобы силою спасти их и научить счастью». (28)
Что же граждане («нумера») Единого Государства воспринимают как счастье? Как живется им под бдительным оком Благодетеля? Учащиеся к уроку отбирали факты, подтверждающие, по мысли Д-503, что счастливее людей не бывает.
1) Человеку покорились силы природы, дикая стихия осталась за Зеленой Стеной. «Мы любим только┘ стерильное, безукоризненное небо». (2)
2) «Скрижаль» определяет жизнь нумеров, превращает их в винтик единого, отлаженного раз навсегда механизма. Они одновременно встают утром, начинают и заканчивают работу. «В одну и ту же┘ секунду мы подносим ложки ко рту, — и в одну и ту же секунду выходим на прогулку и идем в Аудиториум, отходим ко сну». (3)
3) Изобретена нефтяная пища. («Правда, выжило только 0,2 населения земного шара».) Но теперь нет проблем с едой.
4) «Подчинив себе Голод, Единое Государство повело наступление против другого владыки мира — против Любви. Наконец, и эта стихия была тоже побеждена». (5) Нет страданий из-за неразделенной любви. Любовь осуществляется по розовому талончику, за опущенными в стеклянном доме шторами, в строго определенное время, по предварительной записи на партнера.
5) Регулируется деторождение, и воспитание детей Государство взяло на себя: существует Детско-воспитательный Завод. (На нем работает Ю, которая считает, что «самая трудная и высокая любовь — это жестокость»).
6) Поэзия и музыка подчинены общему ритму жизни. «Наши поэты уже не витают более в эмпиреях: они спустились на землю; они с нами в ногу идут под строгий механический марш Музыкального Завода». (12)
7) Чтобы нумеров не мучила необходимость самостоятельно оценивать происходящее, издается Единая Государственная Газета, которой безоговорочно верит даже талантливый Строитель «Интеграла».
8) Каждый год в День Единогласия, конечно, единогласно избирается Благодетель. «Мы снова вручим Благодетелю ключи от незыблемой твердыни нашего счастья». (24)
Так живет Единое Государство. По улицам ходят нумера с лицами, «не омраченными безумием мыслей». (2) Ходят «мерными рядами, по четыре, восторженно отбивая такт┘ сотни, тысячи нумеров, в голубоватых юнифах, с золотыми бляхами на груди┘». (2) И всегда рядом — Хранители, которые все видят, все слышат. Но и это не возмущает Д-503, ведь «инстинкт несвободы издревле органически присущ человеку». Поэтому Хранители сравниваются с «архангелами» древних людей.
Миллионы недумающих счастливых людей! Человек-машина — таков «нумер» (не гражданин!) Единого Государства. Автоматизм действий и мышления, никакой работы души (что это — душа?). Технический прогресс, оказывается, может не сопровождаться духовным. Недаром В. Маяковский, живший с Замятиным в одно время и, вероятно, так же воспринимавший наступление «Железного Миргорода», отмечал, что на технику надо набросить намордник, иначе она перекусает человечество.
Счастье для всех! Но, как окажется, среди миллионов счастливых есть такие, которые не удовлетворены всеобщим счастьем. Попросим учеников назвать их. Будут названы I- 330, R-13, доктор из Медицинского Бюро, O-90. Отметим, что не случайно среди них женщины. Женщины скорее мужчин не согласятся с автоматизмом жизни, с полной зависимостью от обстоятельств. (Вспомним Катерину и Ларису у Островского, Веру Павловну у Чернышевского, Елену Стахову у Тургенева.)
Далее последует рассказ о каждой из героинь. (Задание готовилось к уроку по вариантам). Послушаем и дополним ответы учащихся.
O-90, постоянная партнерша Д-503, живет мечтой о ребенке. В Едином Государстве не могут позволить, чтобы без контроля шла сексуальная жизнь. Раньше, «как звери, вслепую, рожали детей», не могли додуматься до Материнской и Отцовской Норм. «О — сантиметров на 10 ниже Материнской Нормы», ей запрещено рожать. Но иметь ребенка — самое заветное ее желание. Отсюда слезы, которых не понимает и не принимает Д (плакать не принято). Д не понимает и прелести веточки ландышей у нее в руке, а для О — это символ живой жизни. Интересно в связи с O-90 обратить внимание на особенности портретов в романе: нет индивидуальности — и нет во внешности ничего отличающего один нумер от другого (у Второго Строителя «Интеграла» лицо «круглое,
белое, фаянсовое — тарелка»). Но у O-90 розовый ротик, хрустально-синие глаза — уже индивидуальность! Она «вся из окружностей, с детской складочкой на руке». Не случайно и ее имя-нумер: в нем тоже все кругло — оно передает присущую ей гармонию. Ради ребенка O готова пойти под Газовый Колокол. « — Что? Захотелось машины Благодетеля?.. — Пусть! Но ведь я же почувствую его в себе┘ И хотя несколько дней┘» (19) Символично, что O-90 вместе с будущим ребенком окажется спасена — победит жизнь в живом. С помощью I-330 она будет переправлена через Зеленую Стену.
I-330 — полная противоположность О. Уже портретные черты иные: «Улыбка — укус, сюда — вниз». «Острым углом вздернутые к вискам острые рожки икса┘» Она «тонкая, резкая, упрямо-гибкая, как хлыст». (2) И одновременно может быть другой, женственной: именно она надевает на себя платья, которые носили в древности, — и преображается.
I входит в тайную организацию «Мефи», планирующую захватить «Интеграл». Строитель космического корабля понадобился ей для того, чтобы осуществить этот план. Она хороший психолог, знает, как можно воздействовать на людей. Она показывает полюбившему ее ученому другую жизнь: водит в Древний Дом, выходит с ним за Зеленую Стену. Она обращается к его разуму: «Тебе, математику, — разве не ясно, что только разности — разности — температур, только тепловые контрасты — только в них жизнь».
(30) I соглашается с испуганным предположением Д, что это революция: да, то, что «Мефи» затевают, — это революция. Но для I существуют «две силы в мире — энтропия и энергия. Одна — к блаженному покою, к счастливому равновесию, другая — к разрушению равновесия, к мучительно-бесконечному движению». (28) I добивается своего: Строитель «Интеграла» готов ради нее на все. Но захват корабля сорвался.Предводительница «Мефи» под Газовым Колоколом. «Она не сказала ни слова».
Спросим, почему судьба I окажется столь трагичной? Всемогущее тоталитарное государство сильно, оно проникает во все сферы человеческой жизни. Группа заговорщиков не в состоянии победить Благодетеля со всей его системой насилия, слежки, подавления. Но есть еще одна, не менее важная причина гибели I.
Несмотря на то что I связана с зеленым миром, с теми, кто за Стеной, она тот же Благодетель: как и он, стремится силой сделать людей счастливыми. «┘Вы обросли цифрами, по вас цифры ползают, как вши. Надо с вас содрать все и выгнать голыми в леса. Пусть научатся дрожать от страха, от радости, от бешеного гнева, от холода, пусть молятся огню┘» (28). Но I-330, в отличие от Благодетеля, в состоянии понимать, что со временем и «Мефи» состарятся, забудут, что нет конечного числа, и опадут с древа жизни, как осенний лист.
Спросим учеников, кто еще, кроме I-330 и O-90, хочет строить свой мир? Это поэт R- 13, член «Мефи». R рассказывает Д-503 о другом поэте, который заявил, что он «гений, гений — выше закона». На словах осуждает его, но «веселого лака в глазах не было». Нет гениев? «Мы — счастливейшее среднее арифметическое. Как это у вас говорится: проинтегрировать от нуля до бесконечности — от кретина до Шекспира┘» (8) — иронизирует R.
Среди тех, кто не смирился, — врач из Медицинского Бюро, выручивший Д справкой. Как обнаружится позже, с ними даже «дважды изогнутый, вроде буквы S», из числа Хранителей.
Лишь упомянуто будет в записках о казни трех нумеров. Среди них — юноша. К нему, желая спасти, из рядов бросается с криком женщина: «Довольно! Не сметь!» Недаром она показалась Д похожей на I (посмела! выйти! из рядов!).
Вспомним, как многие нумера будут пытаться спастись бегством, когда их станут силой загонять в Операционную, чтобы вырезать фантазию. Их, оказывается, много — тех, кто вместо вечного «мы» хочет ощущать «я».
Настало время обратиться к главному герою — самому повествователю. Однажды I скажет в разговоре с ним: «Человек как роман: до самой последней страницы не знаешь, чем кончится. Иначе не стоило бы и читать┘» (28) Тот, кто впервые читает роман Замятина, действительно не знает до последней записи, как сложится судьба Строителя «Интеграла».
Каков он в начале романа? Каким представляет себя читателю в первых записях конспекта?
Д-503 — талантливый ученый, математик, строитель космического корабля. Он, частица Единого Государства, абсолютно уверен в правомерности того, что в этом Государстве происходит. «Не государство, общество как сумма личностей, а только человек как часть государства, общества. Человек ничтожен перед величием государства». (3) Гений служит идее Благодетеля — идее тирании. Более всего он мечтает сейчас о скорейшем завершении строительства «Интеграла» и полете к другим планетам.
И вдруг жизнь его, счастливая и размеренная, изменится так, что сам он новое свое состояние оценит как болезнь. «Должен записать, чтобы вы, неведомые мои читатели, могли до конца изучить историю моей болезни». (25) Когда в автомате начинаются сбои — это болезнь.
Так в чем же причины его «болезни»? Как она начиналась? Каковы ее «симптомы»? В жизнь Первого Строителя «Интеграла» неожиданно для него самого входит любовь. Входит вместе с музыкой Скрябина. Звучит она как отрицательный пример, должный показать, что выше современных «математических композиций» быть ничего не может. На эстраде Аудиториума рояль из прошлого. Женщина в костюме древней эпохи. «Села, заиграла. Дикое, судорожное, пестрое, как вся тогдашняя их жизнь, — ни тени разумной механичности. И, конечно, они, кругом меня, правы: все смеются. Только немногие┘ но
почему же и я — я?» (4)
Что произошло с героем? Почему не смеется? Знаменательно, что первый раз он ощутил себя как «я», отделенное от «мы», от всех. Любовь делает человека
индивидуальностью. Любить «как все» нельзя. «До сих пор мне все в жизни было ясно┘ А сегодня┘ Не понимаю». (4) И далее последует череда поступков, которые Д сам себе объяснить не может. Попросим учеников назвать их.
Это первое посещение Древнего Дома. Насмешливый тон I. Обещание через знакомого врача выдать удостоверение, что Д был болен. Толкает на обман? Он обязан донести на нее, сделать заявление в Бюро Хранителей. Но не идет туда, сам себе удивляясь: «Неделю назад — я знаю, пошел бы, не задумываясь. Почему же теперь?.. Почему?» (8) Кстати, O-90 осмеливается говорить о Хранителях как о шпионах. И все-таки Д подходит к Бюро, куда ходят люди, «чтобы совершить подвиг┘ чтобы предать на алтарь Единого Государства своих любимых, друзей — себя». (8) Но что-то в последний момент останавливает его.
В череде необычных поступков и первый приход к I-330 с розовым талоном. «Странное ощущение: я чувствовал ребра — это какие-то железные прутья и мешают — положительно мешают сердцу, тесно, не хватает места». (10) Как не вспомнить у В. Маяковского в поэме «Облако в штанах»:
Дайте о ребра опереться
Выскочу! Выскочу! Выскочу! Выскочу!
Рухнули.
Не выскочишь из сердца.
Д приводит в ужас непривычное древнее платье I вместо юнифы, ликер, который она пьет и от которого испуганно отказывается он, ее курение, ее поцелуй. И оказывается, что теперь в нем вместо «мы» заговорило «я», он ревнует любимую. «Я не позволю. Я хочу, чтоб никто кроме меня. Я убью всякого, кто┘ Потому что я вас — я вас┘» Слово «люблю» так и остается непроизнесенным. В этот раз боязнь опоздать домой пересиливает страсть. «Я гибну. Я не в состоянии выполнять свои обязанности перед Единым Государством┘ Я┘»
Как сам Д-503 ощущает двойственность своего сознания, восприятия действительности? Он теперь всегда в состоянии выбора. «Вот я — сейчас в ногу
со всеми — и все-таки отдельно от всех». (22) Происходит раздвоение «я». Причем, если одно «я» — то, которое часть «мы», ему знакомо, то второе — нет. «Если бы знать: кто — я, какой — я?» (11)
Почему именно сейчас он часто вспоминает то, что известно ему из жизни далеких предков? (О Боге — запись 9; о литературе — запись 12.) Тогда человек —
несовершенный, незащищенный (над этим по привычке смеется Д) — был человеком, а не «винтиком» отлаженного механизма. О себе же может думать только как о машине. «Что со мной? Я потерял руль. Мотор гудит вовсю, аэро дрожит и мчится, но руля нет, — и я не знаю, куда мчусь: вниз — и сейчас об земь, или вверх — и в солнце, в огонь┘» (15)
Итак, надо сделать выбор. Какое решение примет Д, устав мучиться? Он идет в Медицинское Бюро. И узнает от врача, что у него, вероятно, «образовалась душа». Ответ найден. В бездуховном обществе жить спокойно может, конечно, только тот, у кого нет души. «Это странное, древнее, давно забытое слово». (16) Как вылечиться, тем более, как по секрету сказал врач, речь идет об эпидемии? В обществе, в котором решены все проблемы, душа не нужна. Врач горько объяснит: «Почему? А почему у нас нет перьев, нет крыльев — одни только лопаточные кости — фундамент для крыльев? Да потому что крылья уже не нужны┘ Крылья — чтобы летать, а нам уже некуда: мы прилетели, мы — нашли». (16) Единое Государство незыблемо. Некуда «лететь» его нумерам.
Зададим учащимся вопрос о кульминационном событии романа. Это событие станет наиглавнейшим и в жизни Д-503. Несомненно, что вершиной повествования становится запись о событиях, произошедших в День ежегодных выборов Благодетеля. Попросим учеников коротко пересказать главу.
«История Единого Государства не знает случая, чтобы в этот торжественный день хотя бы один голос осмелился нарушить величественный унисон». (24) В этот раз на чисто символический вопрос: «Кто против?» — тысячи рук взлетели вверх. Д-503 спасает, уносит I от разъяренной толпы, от Хранителей. Вечером, вспоминая, что произошло, рассуждает: «Мне за них стыдно, больно, страшно. А впрочем — кто «они»? И кто я сам: «они» или «мы» — разве я — знаю». (25) Первый раз задал себе этот вопрос откровенно. Но однозначного ответа на него не находит. Он привык воспринимать себя лишь как точку; но, талантливый математик, он не может не осознавать: «┘в точке — больше всего неизвестностей; стоит ей двинуться, шевельнуться — и она может обратиться в тысячи
разных кривых, сотни тел. Мне страшно шевельнуться: во что я обращусь завтра?» (25)
За это «завтра» Строителя «Интеграла» и всего Единого Государства поведут борьбу I и Благодетель.
I решит отвести Д-503 за Зеленую Стену. «Я был оглушен всем этим, я захлебнулся┘» I, выступая перед толпой человек в 300—400, сообщит, что с ними Строитель того космического корабля, который должен принадлежать им. Люди начнут в восторге подбрасывать Д вверх. «Я чувствовал себя над всеми, я — был я, отдельное, мир, я перестал быть слагаемым, как все, и стал единицей». (27) До этого только «нумер», он осознает в себе «несколько капель солнечной, лесной крови», которая, как считает I, возможно, есть в нем. Перед Д открылся новый, живой, а не искусственный мир.
Спросим учеников, как Благодетель отреагирует на результаты выборов, на сбой в работе налаженного механизма? На следующее утро Единая Государственная Газета уверенно объяснит, что происшедшее нелепо было бы воспринимать всерьез.
Заговорщики «Мефи» будут пойманы и казнены. Есть средство, которое избавит людей от охватившей их болезни, — это операция по удалению фантазии. Оказывается, что в могучем Государстве глубины человеческого сознания остались недоступны вмешательству извне: из-за фантазии могут происходить бунты. Д-503 окажется перед выбором: «Операция и стопроцентное счастье — или┘» (31) Решение принято: он с I, с «Мефи», он отдаст им «Интеграл».
Но полет будет прерван из- за предательства. Д-503 предстанет перед Благодетелем, обратившимся сначала к его разуму. Он, Строитель «Интеграла», изменил предназначенной ему роли величайшего конквистадора, не открыл «новую, блистательную главу истории Единого Государства». (36) Да, люди всегда стремились к счастью. Они молились о том, «чтобы кто-нибудь раз навсегда сказал им, что такое счастье, — и потом приковал их к этому счастью на цепь». Путь к счастью жесток и бесчеловечен, но его надо пройти. Какой самый сильный аргумент приберег Благодетель напоследок, чтобы вернуть Д- 503 под свое иго? Благодетель теперь сыграет на его чувствах: убеждает его, что он нужен был I лишь как строитель космического корабля. Еще раньше несколько раз, неосознанно до конца, возникали у Д такие подозрения.
Однажды он получил письмо, в котором I просила в определенный час спустить шторы, чтобы думали, что она у него. В другой раз его насторожил вопрос об «Интеграле» — скоро ли он будет готов? Теперь эти подозрения подтверждаются. От Благодетеля он отправляется к I, не застает ее, но находит в комнате огромное количество розовых талонов с буквой «Ф». Д-503 убедился в том, что I, оторвав его от «мы», заставив стать «я», хотела использовать его лишь как инструмент для достижения цели. «Я» героя не может вынести нравственных мучений, не свойственных единому организму под названием «мы». Он решает «вырезать фантазию».
«Все решено — и завтра утром я сделаю это. Было это то же самое, что убить себя — но, может быть, только тогда я и воскресну. Потому что ведь только убитое и может воскреснуть». (39) Операция совершена. Нет фантазии, нет души, нет страданий. Теперь Д спокойно, отстраненно наблюдает за тем, как под Газовым Колоколом казнят «ту женщину». «┘Я надеюсь — мы победим. Больше: я уверен — мы победим. Потому что разум должен победить». (40)
Закончим работу с романом, определив его идею. Ученики скажут, что содержанием романа Е. Замятин утверждает мысль о том, что у человека всегда есть право выбора. Неестественно преломление «я» в «мы», и если человек поддается воздействию тоталитарной системы, то он перестает быть человеком. Нельзя строить мир только по разуму, забыв, что у человека есть душа.
Машинный мир не должен существовать без мира нравственного. Подтвердим эти мысли учащихся словами самого Замятина из интервью 1932 года: «Близорукие рецензенты увидели в этой вещи не больше чем политический памфлет. Это, конечно, неверно: этот роман — сигнал об опасности, угрожающей человеку, человечеству от гипертрофированной власти машин и власти государства — все равно какого». Не только Замятиным руководил в XX веке страх за судьбу человечества.
За первенцем антиутопий — романом «Мы» — последовали «Прекрасный новый мир» (1932) О. Хаксли, «Скотный двор» (1945) и «1984» (1949) Д. Оруэлла, «451 градус по Фаренгейту» (1953) Р. Брэдбери. Так же как роман Замятина, эти произведения звучат как трагедийно-сатирическое пророчество о будущем.
В качестве домашнего задания можно предложить учащимся сочинение на одну из тем:
1) «Я» и «мы» в романе Замятина.
2) Тревога за будущее в антиутопии Замятина «Мы».
3) Предсказание или предупреждение? (По роману Замятина).
Рекомендуемая литература
З а м я т и н Е. И. Мы: Роман, повести / Вступ. ст. И. О. Шайтанова. — М., 1990.
З а м я т и н Е. И. Избранные произведения / Предисл. В. Б. Шкловского, вступ. ст. В. А. Келдыша. — М., 1998.
Назад 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 Далее
Назад
|
|
|
